Георгий иванов (поэт) - биография, новости, личная жизнь, фото

Презентация на тему: » Георгий Владимирович Иванов АКМЕИЗМ КАК ТЕЧЕНИЕ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА РУССКОЙ ПОЭЗИИ.» — Транскрипт:

Георгий Владимирович Иванов АКМЕИЗМ КАК ТЕЧЕНИЕ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА РУССКОЙ ПОЭЗИИ

Биография Родился 29 октября 1894 г. в Ковенской губернии в семье офицера В 1905 г., в возрасте 11 лет Иванов был зачислен в Ярославский кадетский корпус Первая серьезная публикация состоялась в 1910 г. в петербургском еженедельнике «Все новости литературы, искусства, театра, техники и промышленности» Большое влияние на него оказывали И. Северянин, Н. Гумилёв, М. Кузмин В декабре 1911 г. вышел его первый сборник под названием «Отплытие на о. Цитеру»

В 1912 г. Иванов приобретает первую, небольшую известность в петербургских литературных кругах благодаря публикациям в изданиях: «Нижегородец», «Петербургский глашатай», «Новый журнал для всех» Весной 1912 г. был принят в «Цех поэтов» 26 сентября 1922 г. Иванов выехал в Германию и прожил там около 1 года, а затем перебрался в Париж После переездов Иванов стал одним из самых известных представителей первой эмиграции и сотрудничал со многими журналами как поэт и критик

Творчество Визуальная природа лирики Георгия Иванова намного более для нее важная, чем интеллектуальное начало или подчеркнутая эмоциональность Уже в ранних стихотворениях становится заметным мотив «бессмыслицы земного испытанья» Сборник «Розы» доносит типичную для Иванова мысль об эфемерности и ненужности «мировой красоты» Его произведения показывают как грубость и примитивизм реальных отношений разрушают последние иллюзии относительно мира как воплощения красоты и добра

В стихотворной лирике позднего периода важное место занимает тема омертвения традиционных способов художественного изображения мира Для поэтики последних книг характерно широкое использование метафоры «сна», который становится специфическим припоминанием давно пережитого, когда «прошлое путается, ускользает, меняется»

Оценка творчества Вольфганг Казак: «Лирике Иванова свойственна ясность, мысль развивается в полярных противоположениях. Она отмечена возрастающим негативизмом. Часто встречаются у Иванова стихи о поэте и поэзии, художественное обращение к другим поэтам. Сомнение примешивается здесь к стремлению осознать самое существенное в жизни и поэтическом творчестве» А. А. Блок: «Автор сам ни в чём не виноват, и я не берусь решить, можно или нельзя издавать книги таких стихов. В пользу издания могу сказать, что книжка Г. Иванова есть памятник нашей страшной эпохи, притом один из самых ярких, потому что автор один из самых талантливых среди молодых стихотворцев. Это книга человека, зарезанного цивилизацией, зарезанного без крови, что ужаснее для меня всех кровавых зрелищ этого века; проявление злобы, действительно нечеловеческой, с которой никто ничего не поделает, которая нам возмездие»

«Иду – и думаю о разном…» Иду — и думаю о разном, Плету на гроб себе венок, И в этом мире безобразном Благообразно одинок. Но слышу вдруг: война, идея, Последний бой, двадцатый век. И вспоминаю, холодея, Что я уже не человек, А судорога идиота, Природой созданная зря — «Урра!» из пасти патриота, «Долой!» из глотки бунтаря г.

Издания

Иванов Г. В. Стихотворения. Третий Рим (роман). Петербургские зимы. Китайские тени. Литературные портреты. — М.: Книга, 1989. — (Из литературного наследия)
Иванов Г. В. Книга о последнем царствовании. Исторические эссе. / Сост. В. Крейд, — Orange/CT., 1990.
Иванов Г. В. Собрание сочинений. В 3-х т. — М.: Согласие, 1993—1994?. — ISBN 5-86884-022-4.
- Т. 1. Стихотворения / Сост., подгот. текста, вступ. статья Е. В. Витковского; коммент. Г. И. Мосешвили. — ISBN 5-86884-023-2.
- Т. 2. Проза / Сост., подгот. текста Е. В. Витковского, В. П. Крейда; коммент. В. П. Крейда, Г. И. Мосешвили. — ISBN 5-86884-024-0.
- Т. 3. Мемуары. Литературная критика / Сост., подгот. текста Е. В. Витковского, В. П. Крейда; коммент. В. П. Крейда, Г. И. Мосешвили. — ISBN 5-86884-025-9.
Иванов Г. В. Закат над Петербургом. — М.: Олма-Пресс, 2002.
Иванов Г. В. Стихотворения. — СПб., 2004. — (Новая библиотека поэта)
Иванов Г. В. Стихи. Проза. — Екатеринбург: У-Фактория, 2007. — (Российская поэзия)
Иванов Г. В. Стихотворения. / Сост., вступ. ст., примеч. В. Смирнова. — М.: Эксмо, 2008. — 384 с. — (Золотая серия поэзии)
Иванов Г. В. Стихотворения. — СПб., М., 2009, 2010. — (Новая библиотека поэта)

«Какие отвратительные рожи»

Наиболее известным политическими стихами Георгия Иванова являются «Стансы». Стихотворение это состоит из двух частей; первая, по утверждению автора, была написана в начале 1953 года, когда советский диктатор Иосиф Сталин был еще жив, вторая — в середине марта того же года, примерно через две недели после того, как из Москвы пришло известие о его смерти. По-видимому, данное событие настолько впечатлило Георгия Иванова, что он позволил себе то, чем уже много лет не занимался, — сочинить рифмованную публицистику.

СТАНСЫ

Родная моя земля,

За что тебя погубили?

Зинаида Гиппиус

Судьба одних была страшна,

Судьба других была блестяща.

И осеняла всех одна

России сказочная чаща.

Но Император сходит с трона,

Прощая все, со всем простясь, —

И меркнет русская корона,

В февральскую скатившись грязь.

Двухсотмильонная Россия —

«Рай пролетарского труда».

Благоухает борода

У патриарха Алексия.

Погоны светятся, как встарь,

На каждом красном командире,

И на кремлевском троне «царь»

В коммунистическом мундире.

Протест, сегодня бесполезный, —

Победы завтрашней залог!

Стучите в занавес железный,

Кричите: «Да воскреснет Бог!»

И вот лежит на пышном пьедестале

Меж красных звезд, в сияющем гробу,

«Великий из великих» — Оська Сталин,

Всех цезарей превозойдя судьбу.

И перед ним в почетном карауле

Стоят народа меньшие «отцы» —

Те, что страну в бараний рог согнули.

Еще вожди, но тоже мертвецы.

Какие отвратительные рожи,

Кривые рты, нескладные тела!..

Вот Молотов. Вот Берия, похожий

На вурдалака, ждущего кола…

В безмолвии у сталинского праха

Они дрожат. Они дрожат от страха,

Угрюмо морща некрещеный лоб.

И перед ними высится, как плаха,

Проклятого вождя — проклятый гроб.

«Россия — только страх»

Политические мотивы появились в поэтическом творчестве Георгия Иванова эмигрантского периода только после Второй мировой войны. До этого они в его стихах если и встречались, то крайне редко и лишь как свидетельство мучившей его ностальгии по той России, которую он, несомненно, любил и которую погубили ненавистные ему большевики.

В первую выпущенную им в эмиграции новую поэтическую книгу «Розы» было включено 41 стихотворение. Из них лишь одно можно отнести к разряду гражданской лирики: «Россия, Россия „рабоче-крестьянская“…». В следующей книге — «Отплытие на остров Цитеру. Избранные стихи 1916—1936» (в первом ее разделе, куда были включены произведения, ранее публиковавшиеся в периодике Русского Зарубежья) — тоже было только одно из двадцати: «Россия счастие. Россия свет…». Оба эти стихотворения проникнуты неимоверной грустью и тоской по той России, которая, как их автор тогда уже со всей ясностью осознавал, погибла безвозвратно:

…Россия тишина. Россия прах.

А может быть, Россия — только страх.

Веревка, пуля, ледяная тьма

И музыка, сводящая с ума.

Веревка, пуля, каторжный рассвет —

Над тем, чему названья в мире нет.

«…вашей России не помню и помнить ее не хочу»

На протяжении последних пяти лет жизни Георгия Иванова основным и фактически единственным публикатором его стихов был эмигрантский «Новый журнал». Почти все его произведения, опубликованные в этом издании, принадлежали, пользуясь определением ответственного секретаря «Нового журнала» Романа Гуля, к поэзии «русского экзистенциализма». Однако были в их числе и те, что в данную категорию никак не вписывались. Из них самым ярким и наиболее известным стало одно из четырех, помещенных в вышедшем в 1952 году 31-м его номере.

Мне больше не страшно. Мне томно.

Я медленно в пропасть лечу.

И вашей России не помню

И помнить ее не хочу.

И не отзываются дрожью

Банальной и сладкой тоски

Поля с колосящейся рожью,

Березки, дымки, огоньки…

…Я вижу со сцены — к партеру

Сиянье… Жизель… Облака…

Отплытье на остров Цитеру,

Где нас поджидала Чека.

Проникнутое неимоверным отчаянием, стихотворение это вошло в число наиболее известных ивановских удач — наряду с такими шедеврами, как «Хорошо, что нет Царя…», «Эмалевый крестик в петлице…» и «Распыленный мильоном мельчайших частиц…». Тем более странным выглядит решение автора, при включении этого стихотворения в макет книги «1943—1958. Стихи» купировавшего последнюю его строфу, после чего изначально присутствовавший в стихах трагизм улетучился, как упомянутые в них дымки, или потух — как мерцавшие огоньки. Какими соображениями руководствовался Георгий Иванов, превращая изумительное стихотворение в просто хорошее, неизвестно. Впрочем, согласно широко распространенной максиме, гласящей, что поэт всегда прав, — за читателем стихов оставлено право только оценивать их с позиций «нравится — не нравится». Все прочие права сохраняются за автором.

«Благоухает борода у патриарха Алексия»

С этим стихотворением произошла и довольно неприятная для Георгия Иванова история — насколько известно, единственная в его эмигрантской жизни, — связанная с цензурным вмешательством в его текст. Причем, что интересно, не единожды, а дважды.

Первая случилась в 1953 году, когда Иванов только сочинил первую часть «Стансов». Он предложил их редактору журнала «Возрождение» Сергею Мельгунову, с которым в очередной раз возобновил сотрудничество после длительной ссоры. Однако Мельгунову, ярому антимонархисту, не понравились строки про русскую корону, катящуюся в февральскую грязь. Такой грубый выпад против Февральской революции 1917 года он посчитал чуть ли не персональным для себя оскорблением и предложил Иванову заменить прилагательное «февральскую» на «октябрьскую» — чтобы перевести стрелки с кадетов и октябристов на большевиков. Поэт категорически отказался менять в тексте хотя бы запятую. Иванов и Мельгунов в очередной раз поругались, и публикация не состоялась.

Четыре года спустя Иванов решил попробовать опубликовать это стихотворение снова — в том же издании. Мельгунова в «Возрождении» уже давно не было, журнал делали другие люди, настойчиво уговаривавшие Иванова забыть былые распри и обиды и возобновить сотрудничество. Вот он и решил послать туда «Стансы» (состоявшие уже из двух частей) — как пробный шар. Что в марте 1957 года и сделал.

Дальше случилось нечто такое, чего поэт Иванов менее всего мог ожидать.

Ознакомившись с присланными стихами, издатель «Возрождения» Абрам Гукасов (он же Гукасян) приказал секретарю редакции Игорю Мартыновскому-Опишне выкинуть из третьей строфы первой части одну строку — ту, в которой фигурирует борода сталинского патриарха Алексия (Страгородского), — и заменить ее точками, и только тогда позволил засылать стихотворение в набор. Мартыновский-Опшня, выполнив распоряжение, посчитал своим долгом уведомить о нем автора подвергнутого цензуре стихотворения. Он написал Иванову извинительное письмо, в котором разъяснял, что его стихи попали в пасхальный номер журнала и поэтому упоминание такой почтенной религиозной фигуры, как патриарх Алексий, в столь непочтительном контексте может вызвать среди читателей «Возрождения» нежелательные ассоциации. Получив письмо Мартыновского, Иванов ответил, что не может позволить, чтобы с его стихами обращались подобным образом, и попросил вовсе не публиковать «Стансы», предложив к следующему номеру прислать какие-нибудь другие стихи, не вызывающие никаких сомнительных ассоциаций. Но когда в редакции «Возрождения» получили это его письмо, было уже поздно — макет ушел в типографию и тираж печатался.

Узнав о том, что стихотворение все же было опубликовано с цензурной купюрой, Иванов сильно рассердился. А когда получил журнал, открыл его и увидел, что в его публикации по недосмотру редакции еще и неправильно напечатан эпиграф из стихотворения Зинаиды Гиппиус (две стихотворные строки были набраны в одну, что превратило стихи в прозу), то обозлился до чрезвычайности. В сентябре 1957 года он поведал об этом конфликте своему заокеанскому корреспонденту Роману Гулю:

«Где же было <…> тиснуть , как не у Гукасяна — там был восторг <и> усиленная оплата таких социально созвучных чеканно-пушкинских строф. Но поганый армяшка, по подлости и трусости, <ему> присущей, выпустил строчку „Благоухает борода у патриарха Алексия“ <…>. Этот сукин кот засомневался — вдруг на него патриарх обидится? Он искренне считает, что „Возрождение“ в СССР кем-то читается и на кого-то „влияет“».

Все люди, хорошо знавшие Георгия Иванова, в один голос утверждали, что главным его врагом является его же собственный до невозможности злой и ядовитый язык. И что именно благодаря своему языку он в течение жизни неоднократно попадал в разные неприятные истории и под конец жизни оказался во французской богадельне для стариков без гражданства, не имеющих собственного жилья и государственной пенсии. Несомненно, понимал это и сам Георгий Иванов. Но поделать с собой ничего не мог, да, скорее всего, и не хотел. Язык был сильнее его.

Литература

Арьев А. Ю. Жизнь Георгия Иванова. Документальное повествование. — СПб., 2009. — 488 с. — ISBN 978-5-7439-0138-8.
Берберова Н. «Курсив мой», Автобиография. — М.: Изд-во: «Согласие», 1996.
Блок А. А. Собраний сочинений: В 8 тт. / Под общ. ред. В. Н. Орлова, А. А. Суркова, К. И. Чуковского. — М.; Л.: Государственное издательство художественной литературы, 1962. — Т. 6.
Витковский Е. Жизнь, которая мне снилась // Иванов Г. В. Собр. соч. в 3 тт. — Т. 1. — С. 5—40. — ISBN 5-86884-023-2
Одоевцева И. В. На берегах Невы: Литературные мемуары. — М.: Худож. лит., 1989. — 334 с. — ISBN 5-280-00873-7.
Одоевцева И. В. На берегах Сены: Литературные мемуары. — М.: Худож. лит., 1989. — 333 с. — ISBN 5-280-01310-2.
Георгий Иванов, Ирина Одоевцева, Роман Гуль. Тройственный союз. Переписка 1953-1958. — Петрополис, 2010. — ISBN 978-5-9676-0237-5.
Георгий Владимирович Иванов. Исследования и материалы.. — Издательство Литературного института им. А. М. Горького, 2011. — ISBN 5-7060-0119-7.
Марков В. Ф. Русские цитатные поэты: заметки о поэзии П. А. Вяземского и Георгия Иванова. Издание О свободе в поэзии. — СПб.: Издательство Чернышева, 1994. — С. 214—232. — ISBN 5-85555-023-0.
Щербак Н. Любовь поэтов Серебряного века. — М.; СПб.: Астрель, 2012. — С. 182—192.

Детские и юношеские годы

Георгий Иванов родился в дворянской семье 29 октября (10 ноября) 1894 года в родовом имении Пуки Ковенской губернии. Он был младшим сыном бывшего военного, героя русско-турецкой войны, Владимира Ивановича, и немки, Веры Михайловны Бренштейн.

Детство будущего писателя прошло в имении Студенки, которое приобрёл глава семейства в 1899 году. Начальное образование, как и большинство детей из состоятельных семей того времени, получил дома. Любознательный, развитый не по годам ребёнок увлекался рисованием, химией, литературой.

Так как не одно поколение мужчин Ивановых было связано с военной карьерой, мальчику определили такую же участь. В 1905 году, по воли отца, он был отправлен в Ярославский кадетский корпус.

С 1906 года Георгий учился во Втором Петербургском кадетском корпусе.

Физические данные и слабое здоровье подростка не соответствовали выбранному старшим Ивановым роду деятельности. Да и у самого молодого человека не было желания служить Отечеству. Его больше привлекала литература. Тем более, что в учебном заведении кадет уже начал сочинять первые стихи.

25 октября 1911 года, не закончив обучения, ученик был исключен из образовательного учреждения за неуспеваемость на попечение матери. Для юноши пришло время серьезно задуматься о литературной карьере.

Георгий Иванов в молодости

Петербургский период жизни

В 1907 году по просьбе отца переводится во 2-й кадетский корпус в Петербурге. Успехи в учёбе снизились. Отчасти это было связано с состоянием здоровья, во время учёбы неоднократно болел.

В 1909 году познакомился с Г. И. Чулковым и С. М. Городецким — начал рассылать по газетам и журналам свои стихи. Первые стихи опубликованы в корпусных журналах «Кадет-михайловец» и «Ученик». Первая серьезная публикация в 1910 году, в петербургском еженедельнике «Все новости литературы, искусства, театра, техники и промышленности» были напечатаны 2 стихотворения «Осенний брат» («Он — инок. Он — Божий») и «Икар». Предположительно в этот же период познакомился с А. А. Блоком. Находился под влиянием И. Северянина, Н. Гумилёва, М. Кузмина — последнему был рекомендован С. Городецким для принятия в Академию стиха. С 1911 года участвует в северянинской Академии эгопоэзии.

С 17 марта 1911 года заведует художественным отделом еженедельника «Gaudeamus». 25 октября «уволен из корпуса на попечение родителей» (из 5-го класса) «согласно прошения его матери». В декабре выход первого сборника «Отплытие на о. Цитеру» (на титульном листе — 1912)

В 1912 году приобретает первую, небольшую известность в петербургских литературных кругах. (Публикации в изданиях: «Нижегородец», «Петербургский глашатай», «Новый журнал для всех», «Гиперборей», «Сатирикон»). На встрече по поводу 25-летия поэтической деятельности К. Д. Бальмонта знакомится в «Бродячей собаке » с Н. Гумилевым. На этой же встрече присутствуют А. Ахматова, Вас. Гиппиус, О. Мандельштам. Весной 1912 года был принят в «Цех поэзии». В ноябре — выходит из кружка эгофутуристов. Декабрь — знакомство с Н. А. Клюевым.

В 1913 году печатается в газетах «Русская молва», «День», журналах «Аполлон», «Сатирикон», «Нива», «Современник» и является вольнослушателем Петербургского университета. В середине апреля участвует в манифестации вместе с О. Мандельштамом на площади Петербурга по случаю взятия турецкой крепости Сутари черногорцами. 13 октября знакомится в Тенишевском училище с Г. Адамовичем на лекции К. Чуковского о футуризме.

С 1914 года постоянный сотрудник журнала «Аполлон», занял в нём место Н. Гумилёва, ушедшего добровольцем на Первую мировую войну. Публикует в «Аполлоне» обзорные статьи о военной поэзии. Участвует в альманахах «Отзвуки войны», «Пряник осиротевшим детям», «Зеленый цветок». В 1915 году в издательстве «Лукоморье» выходит книга стихов о войне Г. Иванова «Памятник славы». С 1916 года — участник 2-го «Цеха поэтов».

Первым браком (1915—1918) женат на француженке Габриэль Тернизьен, танцовщице театра Мейерхольда, подруге сестры Адамовича, — дочь Елена. Во втором браке с русской поэтессой Ириной Одоевцевой (наст. имя Ираида Густавовна Гейнике, латыш.), с которой прожил 37 лет.

«Россия тридцать лет живет в тюрьме»

Однако если кто-нибудь, прочитав эти стихи, наполненные саркастической горечью и проникнутые безмерной тоской, решит, что Георгий Иванов мог только издалека грустить и скорбеть об уничтоженной большевиками России, — он будет неправ. Были у первого поэта Русского Зарубежья и стихи откровенно плакатного содержания, светящиеся той кристально чистой яростью, которую публицисты чаще всего именуют «благородной». Они вполне годятся для цитирования по тому или иному поводу, который требует подкрепления каких-то соображений мнением человека, обладающего гораздо более известным именем и пребывающего в статусе вечно живого классика:

Россия тридцать лет живет в тюрьме,

На Соловках или на Колыме.

И лишь на Колыме и Соловках

Россия — та, что будет жить в веках.

Все остальное — планетарный ад.

Проклятый Кремль, злосчастный Сталинград

Заслуживает только одного —

Огня, испепелящего его.

Это стихотворение, написанное в 1949 году, как и следующее, сочиненное примерно тогда же, насколько известно, никогда не предлагалось Георгием Ивановым для публикации редакциям эмигрантских изданий. Оба они сохранились в рукописях, попавших после его смерти к разным людям из числа его знакомых и приятелей. Тогда, в конце 1940-х гг., бездомный и стремительно скатывавшийся в беспросветную нищету поэт с неимоверной силой декларировал свое политическое кредо:

Я — за войну, за интервенцию.

Я — за царя, хоть мертвеца.

Российскую интеллигенцию

Я презираю до конца.

Мир управляется богами,

Не вшивым пролетариатом.

Сверкнет над русскими снегами

Богами расщепленный атом…

Это удивительное стихотворение ныне в России обожают цитировать все кому не лень. Делают это и либералы, презирающие узурпировавший власть гэбистско-воровской режим, являющийся последним изводом ненавистного Георгию Иванову большевизма; и националисты, ненавидящие либералов и не видящие никакой разницы между ними и той российской интеллигенцией, которую презирал поэт Иванов. Но и те, и другие при этом вряд ли мечтают о том, чтобы над русскими снегами сверкнул расщепленный кем бы то ни было атом. Лирический экзистенциалист Георгий Иванов, по-видимому, был в этом плане человеком куда более решительным.